Дом ста дорог [with w_cat] - Диана Уинн Джонс

«Оно совсем мне не нравится, — судорожно думала девочка. — Что это за тварь?»

177

Прежде, чем она успела шелохнуться или ещё о чём-то подумать, существо уже вымахало ростом под четыре метра. По сложению оно напоминало человека, но больше ничего человеческого в нём не было. За спиной мелькали и стрекотали прозрачно-фиолетовые крылья, а лицо, — Чармейн попросту отвернулась, — напоминало морду насекомого с острыми мерзкими жвалами, усиками и выпученными шарообразными глазами, внутри которых находилось ещё по шесть маленьких глаз.

178

— Вот чертовщина! — прошептала Чармейн. — Оно похоже на лаббока!

— Я и есть лаббок, — провозгласила тварь голосом, в котором смешались жужжание, дребезжание и ворчание. — Я лаббок, и вся эта земля принадлежит мне!

179

Чармей доводилось слышать о лаббоках, о них ходило множество слухов в школе и все как один отвратительные.

Говорили, что, если повстречал лаббока, то нужно обходится с ним как можно вежливей и надеяться, что ему не захочется укусить, а затем сожрать тебя.

— Прошу прощенья, — скромно произнесла Чармейн, — я не знала, что ступаю по вашему лугу.

180

— Куда бы ты ни пошла, ты всегда ступишь на мою землю, — прожужжал лаббок. — Вся страна принадлежат мне!

181

— Что? Вся Верхняя Норландия? — удивилась девочка. — Что за чепуха!

182

— Я никогда не говорю чепухи, — проскрежетала тварь. — Всё моё. И ты тоже моя.

183

Угрожающе затрепетали крылья, и лаббок двинулся на Чармейн.

— Очень скоро всё королевство и все его жители покорятся мне. Ты станешь первой.

184

Тварь обнажила свои острые жвала, противно ими лязгнув, и бросилась на девочку. Чармейн вскрикнула, отпрянула в сторону и сорвалась с обрыва. Десятки разлетевшихся цветов сопровождали её падение.

185

Глава четвёртая,

в которой появляются Ролло и Питер, а с Бродягой происходят загадочные изменения

186

Сквозь свист ветра в ушах Чармейн услышала яростный рёв лаббока, оставшегося наверху. Перед глазами девочки проносились скалы, расщелины, булыжники, и она кричала и кричала.

— Пим, ПИМ! — вопила она. — Ради всего святого! Пим! Я же исполнила все указания, почему я не лечу?

187

Заклинание сработало. Чармейн осознала это, когда камни вдруг перестали стремительно уноситься вверх, а начали неспешно подниматься, всё медленней и медленней, пока наконец не остановились. На долю секунды она зависла в воздухе, слегка ударяясь об острый край скалистого выступа, нависшего над ней.

188

«Видимо, я уже умерла,» — подумала Чармейн.

189

А затем добавила вслух:

— Что за нелепость! — и стала переворачиваться с головы на ноги, помогая себе неуклюжим барахтаньем. Внизу, в четверти мили отсюда, девочка увидела домик двоюродного дядюшки Уильяма, погружённый в сумерки.

— Парить в воздухе, конечно, приятно, — произнесла Чармейн, — но передвигаться-то как?

Тут она вспомнила о мелькающих крыльях лаббока и подумала, что сейчас, вполне возможно, он на всех парах несётся следом. От одной только мысли о летящей за ней твари Чармейн перестала задаваться глупыми вопросами о передвижении. Она принялась яростно лягать ногами воздух и вскоре заметила, что довольно быстро приближается к дому двоюродного дедушки Уильяма. Девочка проплыла над крышей и приземлилась в саду, где чары сошли на нет. Волшебство рассеялось так неожиданно, что Чармейн едва успела дернуться в сторону дорожки, чтобы не свалиться в кусты гортензии. Уже сидя на земле, она ощутила дрожь во всём теле.

190

«Спасена!» — с облегчением и торжеством промелькнуло в её голове. Чармейн чувствовала, что ничто не может угрожать ей, пока она находится близ дома двоюродного дедушки Уильяма.

191

— Ну и денёк! — наконец, воскликнула девочка, придя в себя. — Всего-то хотела найти хорошую книжку, чтоб почитать в своё удовольствие… Ох уж эта тётка Семпрония, вечно суёт нос, куда не просят!

192

Кусты позади неё зашуршали. Чармейн отскочила и снова закричала, едва на дорожку выскочил маленький синий человечек.

— Тебя наняли? — грозно вопросил человечек сипловатым голоском.

193

Несмотря на сумерки, девочка ясно разглядела, что кожа человечка вовсе не фиолетовая, а синяя, и сзади нет никаких крыльев. Лицо его избороздили морщины, говорящие о скверном характере, а в центре красовался огромный загнутый нос — ничего насекомоподобного тут не проглядывало. Страхи Чармейн улетучились.

— Кто ты? — с любопытством спросила она.

194

— Кобольд, кто же ещё, — бросил человечек. — Верхняя Норландия — родина и дом кобольдов. Я слежу за садом.

— По ночам? — удивилась девочка.

195

— Мы, кобольды, ведём ночной образ жизни, — ответил человечек. — И я, вообще-то, спросил: тебя наняли?

196

— Да, что-то вроде того, — отозвалась Чармейн.

197

— Так я и думал, — довольно изрёк кобольд. — Я видел, как Высокие унесли волшебника. Хочешь вырубить всю гортензию?

198

— Зачем? — не поняла девочка.

199

— Люблю подрубать растеньица, — объяснил кобольд. — Это самое приятное в садоводстве.

200

Чармейн, которая всю жизнь прекрасно жила и без садоводства, обдумала предложение.

— Нет, — выдала она в итоге.

201

— Если бы двоюродному дедушке Уильяму не нравилась гортензия, он бы не сажал её. Он вернётся в скором времени, и, думаю, вырубленная гортензия сильно огорчит его. Почему бы тебе пока не заняться своей привычной работой, а, когда двоюродный дедушка Уильям вернётся, сам спросишь его о гортензии?

202

— Да он точно не согласится, — раздосадовано вздохнул кобольд. — С этим волшебником никакого веселья. Оплата как обычно?

203

— А какая у тебя оплата? — спросила Чармейн.

204

— Горшок золота и полдюжины свежих яиц, — немедля отозвался кобольд.

205

К счастью в разговор вмешался голос двоюродного дедушки Уильяма:

— За ночь работы Ролло получает пол литра молока, оно само появляется на пороге магическим способом. Так что, моя милая, не переживай.

206

Кобольд с отвращением сплюнул на дорожку.

— Ну что я тебе говорил, а? Вечно всё испортит. А ты тут всю ночь что ли собираешься просидеть? Славная работёнка ждёт меня в таком случае.

207

— Я лишь присела отдохнуть, — с достоинством ответила девочка. — Сейчас я уйду.

Чармейн встала на ноги, вдруг оказавшиеся ужасно тяжёлыми, не считая слабости в коленях, и побрела ко входной двери.

«Наверняка заперта, — подумала девочка. — Какой же дурой я буду выглядеть, если не смогу войти в дом.»

208

Но дверь услужливо распахнулась перед Чармейн, едва только та ступила на крыльцо; ей в лицо ударил яркий свет. Тут же навстречу выбежал лохматый Бродяга. Пёс из всех сил вилял хвостом, повизгивал и отирался о ноги Чармейн, всем видом показывая, как он рад её возвращению. Девочке так приятно было вернуться домой и видеть, как её здесь ждут, что она подхватила Бродягу на руки и внесла в дом, в то время, как он извивался и вертелся, стараясь лизнуть Чармейн в щёку.

209

Свет в доме оказался волшебным: он не горел где-то в определённом месте, а просто следовал по пятам.

— Очень удобно, — отметила девочка. — Не придётся рыскать по дому в поисках свечей.

На самом деле мысли Чармейн в эту минуту лихорадочно скакали: «Я не закрыла окно! Лаббок непременно в него влезет!» Она опустила Бродягу на кухонный пол, а сама бросилась налево через дверь. В коридоре немедля вспыхнул волшебный огонь и не отставал от девочки до самого окна, которое она тут же со стуком захлопнула. К сожалению, из-за яркого света мрак за окном делался совершенно непроглядным, и сколько бы Чармейн не всматривалась, она так и не смогла понять, последовал ли лаббок за ней или нет. Девочка утешала себя мыслью, что с высоты того обрыва не было видно открытого окна в доме, и всё же дрожь не покидала её.

210

Дрожь не прошла и по дороге на кухню, и даже когда они с Бродягой ужинали пирогом со свининой. Ещё больше затрясло Чармейн, когда она заметила на полу недавнюю лужицу, которая теперь затекла под стол и, в добавок, перепачкала белое брюшко Бродяги. Его мокрая шерсть оставила на ногах и одежде девочки несколько липких пятен. Чармейн взглянула на свою блузку, полу расстёгнутую, с болтающимися краями, — ах да, ведь она оторвала от неё две пуговицы! — и обнаружила чай даже на ней. От этого её зазнобило ещё больше. Девочка отправилась в спальню и переоделась в шерстяной свитер, связанный её мамой, но дрожь не утихала. Снаружи зашумел ливень. Его крупные капли стучали в окно и падали в очаг через кухонную трубу. Шум дождя заставлял Чармейн трястись ещё больше. Она полагала, что виной тому испытанное потрясение, но дрожь и холод не покидали её тела.